Blog

Искусство в эпоху метамодернизма-следствие, духовного кризиса общества

19 november 2018, 23:59 Начиная с 19 века возникло многих этических теорий; Канта, Маркса, Швейцера, Гегеля и Шелера. Тем не менее в нашу эпоху, а именно 73 года после окончание Великой отечественной войны, после сложных политических событий 90-х годов 20 века и непрекращающийся сложной политической обстановки нынешнего дня, мы погрузились к концепцию радикального геоденизма.

Следует отметить, что концепция безграничных наслаждений, противостоит идеалу дисциплинарного труда, а этика обязательного труда полностью исключает наличие у индивида свободного времени. Таким образом человек находиться, в определённой Биполярности. С одной стороны- бесконечная беготня в привычной рутина и гигантский бюрократический механизм, а с другой –телевидение, интернет, автомобиль, секс, гаджеты и другие радости жизни. При этом неизбежно возникает противоречивые комбинации приоритетов, в следствии чего наше общество-это общество хронически несчастных людей, мучимых одиночеством и страхами, зависимых и униженных, склонных к разрушению и испытывающих радость уже от того, что им удалось «убить время», которое они постоянно пытаются сэкономить. Следующая тенденции цифрового века: Лицемерие, как источник всех предрассудков, аморальные люди выглядят пуританами, безбожники-святыми. Недостойные люди, лишенные всякой морали, чернят тех, кто обличает их, и поэтому кажутся благочестивыми и милосердными. Преступники в белых перчатках и галстуках сидят в респектабельных учреждениях, псевдо художники под эгидой метамодернизма, уродство объясняют в контексте прекрасного, где метамодернизм - восприятие мира и культуры, как один общий поток смыслов, которые есть части общей истины, где каждая единица важна и самодостаточна. В нём нет места снобизму, элитизму, нет высокой и низкой культуры. Далее индивидуальный эгоизм сегодня воспринимается, как способ к гармонии и миру, а также всеобщему процветанию. Аспект эгоизма ложен, как и прочие. Эгоизм-это не просто аспект моего поведения, а черта характера. Он означает, что я хочу иметь все для себя. Меня радует возможность не поделиться, а возможность владеть; что я неизбежно становлюсь все более жадным; ведь если обладание стало моей целью, то чем больше я имею, тем больше я существую. Не последнее значение имеет еще одно обстоятельство: отношение человека с природой постепенно стали глубоко враждебными. Изначально антиномия коренилась в самом бытии: человек является частью природы и в то же время благодаря своему разуму возвышается над ней. Искусство - один из важнейших аспектов возвышение человека над природы, ибо красота искусства является красотой, рожденной и возрожденной на почве духа, и на сколько дух и произведения его выше природы и ее явлений, настолько же прекрасное в искусстве выше естественной красоты. Однако высшее в смысле превосходного духа и порожденной им красоты художественного произведения над природой не есть чисто относительное понятие. Только дух представляет собой истинное, всеобъемлющее начало, и все прекрасное лишь поскольку является истинно прекрасным, поскольку оно причастно высшему и рождено им. Прекрасное в природе-только рефлекс красоты, принадлежащей духу. Но если мы предположим, что прекрасное можно найти во всем от декадентства дикарей до богато украшенного храма, от додекафонии современного авангарда до романтических новелл Шумана от современной инсталляции до полотен Делакруа, то перед нами встает вопрос, что есть красота и подлинность искусства?

Гёте определяет прекрасное, как «совершенное, которое может стать или является предметом восприятия для глаза, уха или воображения, далее совершенное он определяет, как соответствующее той или иной цели, которую ставили себе природа или искусство при образовании предмета по его роду и виду» Под характером, как законом искусства он понимает ту определенную индивидуальность, благодаря которой отличаются друг от друга формы, движения и жесты, выражение лица, колорит, свет ит.д. ит.п. Под характерным подразумевается

Во-первых, некое содержание, например, определенное чувство ситуацию, событие, поступок.

Во-вторых, тот способ, каким это содержание изображается.

Например, в драматической области, содержанием является некое действие; драма должна изобразить, как совершается это действие. Но люди делают много вещей: разговаривают друг с другом, в промежутках-едят, спят, одеваются ит.д. Из этого должно быть исключено все, что не связано непосредственно с определенным действием, составляющим собственное содержание драмы, так что недолжно оставаться ничего, не имеющего значения по отношению к этому действию.

Однако наша задача лежит не в предписании художнику в широком смысле, как ему творить, а выяснить, что такое прекрасное, прекрасное в искусстве в целом, и как искусство влияет на жизнь массового индивида.

Как мы выяснили ранее, истинной задачей искусства является осознание высших интересов духа т.к. сущностью и понятием духа является мышление, то он испытывает полное удовлетворение лишь после того, как постигнет мыслью все продукты своей деятельности. Согласно этики Гегеля искусство, не является высшей формой духа, но получает свое подлинное подтверждение лишь в науке. Отталкиваясь от этой концепции, я могу прийти к некому тождеству: Основой для правильной оценки прекрасного в искусстве и развитии эстетического вкуса служит понятие характерного.

Выше я уже говорил: «Красота искусства является красотой, рожденной и возрожденной на почве духа»

Из этого утверждение следует: Разум, свобода и духовность должны выйти из своей абстрактности и объединенные с разумной стороной природы, получили в ней плоть и кровь. Следовательно, прекрасное, есть слияние разумного и чувственного, и это взаимопроникновение есть подлинная действительность.

Типичные представления об искусстве.

Художественное произведение не есть продукт природы, а создано деятельностью человека.
2. Оно создано для человека, обращено к его внешним чувствам и в большей или меньшей степени заимствовано из некоторой чувственной среды.

3. Оно обладает некоторой целью.

Опираясь формально на первый пункт у нас может возникнуть ложное мнение, что делает один, кажется, мог бы делать и другой если бы был знаком с правилами художественной деятельности. Однако следуя таким правилам и указаниям, можно создать лишь нечто формальное правильное и механическое. Ибо только механическое носит только внешний характер, для усвоения его нашим представлением и практического осуществления нужна лишь бессодержательная волевая деятельность. Такие правила абстрактны по своему содержанию и неуместны в своем притязании заполнить собою сознание художника в широком смысле слова, ибо художественное творчество не является формальной деятельностью по заданным правилам. В качестве духовной деятельности оно должно черпать из собственного богатства и ставить перед духовным взором более богатое содержание и более многосторонние индивидуальные создания, чем те, которые могут быть предусмотрены правилами. Теперь нам может показаться, что искусство или же художественная деятельность доступна лишь одарённому уму, который должен предоставить действовать лишь своему особому дарованию и отказаться, как от следования общезначимым законам, так и от вмешательства сознательного размышления в его инстиктообразное творчество. Существует даже некая концепция, что творец, должен остерегаться подобного вмешательства, чтобы не испортить и не исказить свои создания. Исходя из этого, стали признавать художественные произведения продуктом таланта и гения подчеркивая те стороны, которыми талант и гений обладают от природы.

Отчасти это было совершенно правильно. Талант является специфической, а гений всеобщей способностью, которые человек не может приобрести только посредством самосознательной деятельности. Однако следует обратить внимание, на воззрение, будто в художественном творчестве всякое сознание собственной деятельности является не только излишним, но даже и вредным …

При таком понимании талант и гений оказываются неким состоянием, и своеобразным состояния вдохновения, при этом мы не можем не указать, что главной стороной художественного процесса является внешняя работа, т.к. в художественном произведении есть чисто техническая сторона, доходящая даже до ремесленности, здесь будет уместно привести неточную цитату Фридриха Ницше: «Гений потому и становится гением, что сначала учиться складывать и готовить камни, а уже потом строит дворец из мрамора». Никакое вдохновение не поможет достичь этой умелости, но лишь размышление, прилежание и упражнения. «Прежде, чем создать картину на бумаге, художник создаст её у себя в голове» (Карл Маркс).

Чем выше стоит художник, тем основательнее он должен изображать в своих произведениях глубины души и духа, которые неизвестны ему непосредственно, и он может постигнуть их, лишь направив свой умственный взор на внутренний и внешний мир. И здесь только посредством изучения художник осознает это содержание и приобретает материал для своих замыслов. Поэтому ум и чувство гения сами должны быть обогащены и углублены душевными переживаниями, опытом и размышлениями, прежде чем он будет в состоянии создать зрелое, богатое содержанием и завершенное произведение. Сколько мыслей должен был уложить в себе художник Айвазовский, что в конце жизни написать картину «Взрыв корабля» где море практически губит все живое, Бетховен только тогда мог написать свой op.110, когда на его судьбу вновь выпала доля моральных и физических страданий.

В первой части сонаты усматривается столкновение светлых лирических воспоминаний с печалями, заботами и мрачными тенями действительности.

В конце — смиренная робость, отречение. Вторая часть выражает «резкость, грубоватость, привычные Бетховену в его крутых и кратких забавах». «Люди страстные, возвышенные имеют часто, как Бетховен, «двойника», другое «я», очень отличное, персонаж, исполненный иронии и насмешки, с которым они, освободившись от чрезмерного груза серьезности, проводят часы отдыха». Конец скерцо — вопросителен; что ждет дальше — радость или скорбь — неизвестно. «Это скорбь»,— в которой мы находит реализм звукописи душевного страдания. Начало фуги подобно «дружескому рукопожатию». Два приступа горя сопровождаются двумя как бы подкрепляющими репликами фуги. В конце концов, произведение, наполненное страданий, «завершается победой».И Бетховен, и Айвазовский в приведённых выше примерах, были своеобразными проводниками из мира душевных грез и душевных переживаний в нашу действительность, поднимая огромные пласты человеческой проблематики. Из этого утверждения следует, что концепция метамодернистов о стирании пластов между серьезным и не серьезным искусством становиться ложной, ибо лишь серьезное искусство дает возможность обывателю погрузиться в мысли переживания и размышления.

Искусство должно представлять содержание не в его всеобщности, взятой как таковой, а должно индивидуализировать эту всеобщность, придать ей чувственно единичный характер. Если художественное произведение не порождается этим принципом, а подчеркивает всеобщность с целью дать абстрактное поучение, то его образный чувственный элемент оказывается лишь внешним, излишним украшением, а художественное произведение является чем-то распавшимся в самом себе,- форма и содержание в нем не вытекают друг из друга. Чувственно единично и духовно всеобщее становятся внешним друг другу. Искусство призвано раскрывать истину в чувственной форме, оно имеет свою конечную цель в самом себе, в этом изображении и раскрытии. Ибо другие цели, как например, назидание, очищение, исправление, зарабатывание денег, стремление к славе и почестям, выполнение политических заказов, не имеют никакого отношения к художественному произведению, как таковому и не определяют его понятия.
Comments (0)